Лондон

Когда Доре прибыл в Лондон, ему был оказан самый восторженный прием. Принц и принцесса Уэльские пригласили его на обед, где он был представлен королеве Англии. Леди Комбермер дала обед в его честь. Архиепископ Тейт устроил большой банкет в Лэмбет-Пэлас, на котором художника чествовали как европейскую знаменитость. Когда Доре прибыл во дворец лорда Мэйора, дамы поднялись со своих мест, чтобы приветствовать его.

Стол Доре был буквально завален приглашениями - многих из приглашавших его людей он даже не знал.

Как зачарованный бродил художник по своей Галерее, часто оставался в ней на ночь и странствовал среди своих гигантских холстов. Казалось, это был триумф! Но художник не забывал о главной цели своего приезда - работе над циклом "Лондон".

Все началось с того, что английский писатель Бланшар Джер-рольд предложил ему проиллюстрировать свою книгу о Лондоне.

Книга Джеррольда открывалась следующей декларацией:

"Мы странники, а не историки, антиквары или топографы. Наша задача - представить Лондон перед читателем настолько полно, насколько мы способны охватить огромного гиганта и рассечь его титанические члены, железные брусья его мускулов! Мы покажем его в работе и отдыхе, спящим и бодрствующим. Мы обязаны изобразить тысячи честных людей, живущих в бедности, и сотни тех, кто тонет в нищете, бродяжничестве или преступлении. Мы хотим показать, как тяжелая, однообразная работа дает кучке людей миллионы, а большинству - холодные койки. Если это странничество по Лондону не поможет богатому и состоятельному оценить величие бедняков, мы будем считать, что трудились напрасно" (Jerrold В. Op. cit., p. 180).

Иллюстрация из альбома 'Лондон'. 1872. Титульный лист

Доре увлекла эта идея^ В течение многих дней и ночей, сообщает Джеррольд, они изучали жизнь Лондона. Художник воспринимал себя новым Данте, отправляющимся в адское странствование. Джеррольд рассказывает, как они провели две ночи в Уайтчеппеле, беднейшей части и самом страшном месте Лондона, облазили доки, посещали ночные притоны, путешествовали на баржах по Темзе, провели два дня в театре Друри-Лэйн, "видели восход солнца на Ковент-Гардене", посетили Ньюгейтскую тюрьму, наблюдали за лодочными гонками и присутствовали на скачках в Эпсоме - главных праздничных событиях Лондона XIX века, обедали со студентами Оксфорда и Кембриджа, проникали в притоны воров, короче, замечает Джеррольд, "я провел Доре через тени и свет великого мира, именуемого "Лондон".

"Однажды ночью на лондонском мосту он был потрясен видом покинутых созданий, которые спали на каменных скамьях, прижавшись друг к другу. Он воспроизводил эту сцену вновь и вновь карандашом и кистью, делая мгновенные наброски в блокноте. Собранный им материал составил бы полдюжины томов. "Мы делаем великую работу", - повторял он" (Ibid., p. 181).

Доре побывал в притоне курильщиков опиума, описанном Диккенсом в романе "Эдвин Друд". Он никогда не смог забыть старую женщину, лежащую на кровати в забытьи.

"Когда мы посетили Ньюгейт, - вспоминал Джеррольд, - он попросил тюремщика, сопровождавшего нас, оставить его на несколько минут у окна, через которое был виден двор с бродящими по кругу заключенными. Когда мы вернулись, то увидели, что он не рисовал, но глаза его вбирали каждую деталь сцены. "Я скажу вам, - обратился Доре к тюремщику, - что представляет каждый из этих людей". И он указал на вора, подделывателя документов, грабителя с большой дороги, взломщика. Тюремщик был изумлен, ибо художник точно определил "профессию" каждого из его подопечных" (Ibid., p. 154).

Иллюстрации из альбома 'Лондон'. 1872: Сити. Главный проезд

Цикл "Лондон", включающий сто восемьдесят гравюр, был опубликован в 1872 году издательством Грант. На титульном листе альбома изображена фигура лежащего льва (образ Великобритании), взирающего на полуобнаженного человека с веслом в руке и лицом, напоминающим самого художника, как бы готовящегося отправиться в путешествие по реке туда, где вдали, в туманной дымке, виднеется силуэт собора св. Павла.

Очень красноречив фронтиспис "Лондона", где изображен менестрель XIV века Дик Уиттингтон во время своего путешествия в Лондон. Юноша чутко вслушивается в звуки радостного летнего утра, вдали виднеются силуэты готических зданий Лондона. Эта поэтическая сцена раскрывает мысль Доре о чудовищном контрасте между "старым Лондоном", существовавшим тогда единением человека с природой и нечеловеческой атмосферой Лондона второй половины XIX века, куда художник переносит зрителя.

Кажется, что Доре, владеющий даром богатейшей фантазии, совсем не прибегает к ней, создавая серию "Лондон", ибо реальный город-чудовище фантастичен уже сам по себе.

Улица бедняков ночью

Ф. М. Достоевский, побывавший в столице Англии несколькими годами ранее Доре, в 1862 году, писал о Лондоне: "Этот день и ночь суетящийся и необъятный, как море, город, визг и вой машин, эти чугунки, проложенные поверх домов (а вскоре и под домами), эта смелость предприимчивости, этот кажущийся беспорядок, который в сущности есть буржуазный порядок в высочайшей степени, эта отравленная Темза, этот воздух, пропитанный каменным углем; эти великолепные скверы и парки, эти страшные углы города, как Вайтчапель, с его полуголым, диким и голодным населением. Сити с своими миллионами и всемирной торговлей..." (Достоевский Ф. М. Собр. соч., т. 4. М., 1954, с. 93).

Контрасты света и тени - вот главный прием, который использует Доре в цикле "Лондон", прием не только художественный, но и смысловой. Светотеневые контрасты помогают художнику передать мысль о том, что существуют два Лондона, в которых живут как бы две разные нации.

В одном все мрачно, темно и если освещается, то лишь скудными рожками газовых фонарей, свечами или фонарем полисмена.

В другом - царство света, все напоминает некое радостное поэтическое видение, полно воздуха, пространства...

Иллюстрация из альбома 'Лондон'. 1872. Баржи на Темзе

По своему эмоциональному строю, в котором сильны романтические, гротесковые, обличительные интонации, многие листы "Лондона" напоминают страницы Диккенса, к творчеству которого Доре относился с огромным уважением.

Глядя на лист "Улица в Уайтчеппеле ночью", можно повторить вслед за одним персонажем "Пиквикского клуба": "О, это не простые дома! Нет доски в этих старых, обшитых панелями стенах, которая, будь она наделена даром речи и памятью, не могла бы рассказать своей ужасной повести! Романтика жизни, сэр, романтика жизни! <...> Я бы предпочел прослушать много легенд с устрашающими названиями, чем подлинную историю одной из этих квартир" (Диккенс Ч. Посмертные записки Пиквикского клуба. М., 1957, с. 246).

Лист "Сэндвич" заставляет думать "о бедняке, растратившем все, что у него было, дошедшем до нищеты, обобравшем друзей, чтобы заняться профессией, которая не даст ему куска хлеба. Ожидание, надежда, разочарование, страх, горе, бедность, разбитые надежды и конец карьеры, быть может, самоубийство или нищета и пьянство" (Там же, с. 247).

Особенно сильное впечатление на Доре произвела Темза. На многих листах он подробно запечатляет ее - корабельные верфи, пещеры и каньоны доков, Биллингсгейт, набережную Альберта, мосты, лодочные гонки.

Иллюстрация из альбома 'Лондон'. 1872. Драка у кобака в Уайтчеппеле

Гравюра Доре "Ночная улица в доках" как бы иллюстрирует одно место из очерка Ф. М. Достоевского "Зимние заметки о летних впечатлениях": "В Лондоне можно увидеть массу в таком размере и при такой обстановке, в какой вы нигде в свете ее наяву не увидите. Говорили мне, например, что ночью по субботам полмиллиона работников и работниц с их детьми разливаются как море по всему городу, наиболее группируясь в иных кварталах, и всю ночь до пяти часов празднуют шабаш, то есть наедаются и напиваются как скоты, за всю неделю. Точно бал устраивается для этих белых негров. Народ толпится в отворенных тавернах и в улицах. Тут же едят и пьют... Все пьяно, но без веселья, а мрачно, тяжело и все как-то странно молчаливо. Все это поскорей торопится напиться до потери сознания. Жены не отстают от мужей и напиваются вместе с мужьями; дети бегают и ползают между ними... Тут уж вы видите даже и не народ, а потерю сознания, систематическую, покорную, поощряемую" (Достоевский Ф.М. Указ. соч., с. 94-95.).

Тусклая луна, лес мачт, стоящий сплошной колючей стеной, тревожно мигающее, слабо освещенное окно трактира, около которого сгрудилась толпа дерущихся пьяных докеров, ветхие лачуги - все создает мрачное, безысходное настроение, которым веет от этого листа Доре.

В другом листе, "Погрузка товаров", изображена только часть стены громадного здания, вдоль которой откуда-то сверху спускаются громадные тюки и бочки. Не видно ни "верха", ни "низа" здания, и у зрителя возникает ощущение бесконечности, бездонности всего этого чудовищного сооружения и непрерывности потока громадных тюков с товарами.

Иллюстрация из альбома 'Лондон'. 1872. В складах

В 1860 году газета "Тайме" отмечала, что тысячи лондонцев не имеют крыши над головой и спят под арками мостов, надземок или на скамьях парков, наглядной иллюстрацией чему может служить гравюра Доре "Под арками", изображающая спящих под аркой моста, прямо на холодных гранитных плитах, жалких оборванцев. Особую, призрачную атмосферу создает свет луны, проникающий под арку, темные силуэты зданий и мачт, безнадежные позы спящих людей, а больше всего - каменные, громадные плиты арки моста, глухие и бездушные.

Одна из самых потрясающих сцен "Лондона" Доре - гравюра "На лондонском мосту". Существует много вариантов этой композиции, в том числе и живописных, выполненных акварелью и маслом.

Группа бродяг - несколько стариков, женщин и детей - расположилась на ночь на одной из каменных скамеек лондонского моста. Над их головами - только звездное небо. Выгнутый парапет моста, образовавший нишу, где они и расположились, как бы отделил их от всего мира. Настроение одиночества усиливают и темное ночное небо и мерцающие холодные звезды. Ярко освещенный парапет, резкие, темные силуэты фигур и почти черное небо производят глубокое, незабываемое впечатление.

Иллюстрации из альбома 'Лондон'. 1872: Светские дамы на утренней прогулке верхом

Подобную же сцену мы наблюдаем, глядя на лист "Баржи на Темзе". Маленькие фигурки людей кажутся совсем крошечными по сравнению с громадными тюками с сеном, которые как бы "вдавливают" баржи в маслянистую Темзу. На фоне лунной ночи, тумана, бескрайней реки с силуэтом собора в мглистой дали затерянность человека в безжалостном городе чувствуется особенно сильно. Паруса свернуты и не дают тени; лежащие ничком люди беззащитно открыты свету луны, жирно поблескивающей в грязной воде Темзы. А теперь, следуя за Гюставом Доре, войдем в узкие, темные, смрадные переулки Уайтчеппеля, самого нищенского квартала Лондона.

В листе "Продавцы старья" газовый фонарь тускло и скудно освещает группу людей - семью, надеющуюся продать хотя бы что-то из своего нехитрого скарба, брошенного тут же. Женщина безнадежно-отчаянно смотрит прямо перед собой, дети - с недетски серьезными лицами. Лицо стоящего мужчины скрыто цилиндром и погружено в тень. Но его надломленная фигура, худая, изможденная, красноречивее всего подтверждает смысл исполненной горькой иронии подписи на вывеске: "Harrow alley" ("Переулок страданий"). Глядя на этот лист, каждый как бы сам начинает ощущать влажную, зыбкую, туманную атмосферу ночного Лондона.

На лондонском мосту

Путь, которым зритель следует за Доре, проходит через ночные вертепы, притоны, ночлежки, мрачные тупики, заброшенные здания.

Лист "Курильщики опиума" переносит нас в тесную, темную каморку, где на грубом топчане возлежит какое-то существо, потерявшее человеческий облик. Перед ним проносятся видения. А вокруг, ожидая своей порции, столпились остальные любители грез. Лица их, выступающие из мрака, сами напоминают страшные, кошмарные видения. Художник использует зыбкое, колеблющееся освещение, стремясь передать состояние курильщика опиума, в глазах которого все начинает терять привычный облик, приобретая фантастические формы.

Лодочные гонки

В листе "Чтение Библии в ночлежке" художник рисует жуткую картину ночлежного дома с лежащими вповалку на нарах людьми. И кажется, что из этого низкого, темного помещения с газовыми горелками по стенам, границы которых теряются в темноте, нет выхода.

Иногда по грязным тупикам Уайтчеппеля проследует полицейский патруль, чтобы выхватить своим фонарем из ночного мрака равнодушные, безжизненные, усталые и отупевшие лица их обитателей (лист "Полиция в Уайтчеппеле"). И снова все погружается во тьму. "Когда проходит ночь и начинается день, тот же гордый и мрачный дух снова царственно проносится над исполинским городом. Он не тревожится тем, что было ночью, не тревожится и тем, что видит кругом себя днем. Ваал царит и даже не требует покорности, потому что в ней убежден... Бедность, страдание, ропот и отупение массы его не тревожат нисколько" (Там же, с. 98).

Иллюстрации из альбома 'Лондон'. 1872. Прогулка заключенных в Ньюгейте

Солнце бледным пятном пробивается сквозь густой утренний туман в листе "Кофейный ларек - раннее утро". Видно только несколько фигур рабочих, дальше - только шляпы, тонущие в густом мареве. Лаконичным приемом художник создает ощущение громадной толпы, а вся сцена приобретает какой-то фантасмагорический оттенок.

В гравюре Доре "Железная дорога над Лондоном" уходящая вдаль, крутящаяся змеей линия двухэтажного огромного кирпичного строения с выступами труб напоминает железнодорожный состав. Только этот поезд застыл, превратился в камень, а настоящий поезд проносится высоко над этими трущобами.

Иллюстрации из альбома 'Лондон'. 1872: Лондонская улица

Вот знаменитый лист Доре "Прогулка заключенных в Ньюгей-те", где унылое движение людей по кругу как бы символизирует всю бессмысленность и жестокость буржуазной судебной машины.

Каменный круг тюремных стен, в котором они бредут, и круг, который они сами образуют, "слепые" окна, полнее молчание (в английских тюрьмах XIX века заключенные не имели права разговаривать друг с другом на прогулках), однообразный ритм - все создает настроение безысходности. И только две бабочки, залетевшие откуда-то, вселяют надежду.

Продавцы старья

Зритель, следуя за Доре, переходит в аристократическую часть Лондона, где все преображается, а картины, виденные до этого, кажутся страшным сном.

Обратимся к листу "Прием в саду в Холланд-Хауз".

Иллюстрации из альбома 'Лондон'. 1872: 'Новозеландец'. Набросок для заставки

Избранное общество в гравюрах Доре всегда отделено стеной от остального мира. В композиции "Прием в саду в Холланд-Хауз", например, роль стены выполняет арка, увитая плющом, сквозь которую можно видеть старинные дворцы-особняки. Все здесь чинно, размеренно, продуманно. Нет суеты, сутолоки, грязи, нищеты, тьмы беднейших кварталов Лондона. Дамы - в роскошных живописных одеяниях, у них лебединые шеи, движения их медлительны, взгляды томны. Величественные мужчины с безукоризненными манерами - в прекрасно сшитых сюртуках.

Сама тональность листа, в отличие от "трущобных", - серебристая, сказочно-просветленная, воздушная, "безмятежная". Отсутствуют резкие контрасты, все ласкает глаз "избранных": ветви плюща, готические здания, прекрасные женские лица, окутанные вечерней дымкой. Гости этого замка тоже двигаются по кругу, но как этот круг непохож на "Прогулку заключенных в Ньюгейте"!

Полиция в Уайтчеппеле

В листе "Обед в Голдсмит-Холле" Доре вводит зрителя в роскошный, отделанный громадными коринфскими колоннами, барочными картушами, сверкающими хрустальными люстрами зал, изображая на переднем плане трех прекрасно одетых дам, взирающих с балюстрады на торжественное пиршество, происходящее внизу. Мощная и прекрасная архитектура как бы надежно охраняет "избранных", находящихся в этом зале.

Богатый Лондон Доре наблюдал во время конных прогулок аристократии в Гайд-Парке, которые, по словам Джеррольда, являлись "гвоздем" сезона, представляя эффектное зрелище надменности и богатства, родовитости, спеси, красоты и презрения старой английской аристократии (См.: De Mare E. The London Dore Saw. London, 1979, p. 123).

Еврейский квартал

Доре выполнил шесть листов на этот сюжет. Одетые в амазонки изящные дамы на прекрасных породистых скакунах проносятся, как видения, под сенью сказочных, красивых, раскидистых деревьев парка.

И, наконец, лист "Лодочные гонки", где разделение на "верхи" и "низы" буржуазного общества проведено Доре в буквальном смысле. Он изображает внизу, у берега Темзы, беспорядочно сгрудившиеся массы простого народа, бурно реагирующего на лодочные гонки. Над толпой возвышается терраса, на которой красуются богатые дамы, наблюдающие за соревнованиями гребцов и при этом не теряющие своего достоинства, неторопливо лорнирующие, хладнокровно беседующие, - одним словом, всячески стремящиеся отличаться от беснующейся внизу толпы.

Рисунок из серии 'Версаль и Париж в 1871 году'. 1871. Депутаты национального собрания

Лист этот интересен и в другом отношении.

Существует мнение, что в поздний период творчества Доре делал лишь "эскизы композиции", "быстрые наброски", а всю остальную работу выполнял опытный гравер, так что авторство Доре представляется чуть ли не сомнительным.

Рисунок из серии 'Версаль и Париж в 1871 году'. 1871. Депутаты национального собрания

Чтобы убедиться в необоснованности подобного предположения, рассмотрим внимательно подцвеченный акварелью карандашный рисунок, представляющий первоначальный эскиз для гравюры "Лодочные гонки".

Все фигуры первого плана даны четкими, точными и уверенными линиями, все очень детально и тщательно прорисовано. Проработан и фон композиции: дерево и группа людей вокруг него, толпа внизу. Все сочно и очень живописно. Обращаясь к гравюре, мы замечаем, что гравер очень старательно воспроизвел рисунок мастера, но "перестарался" в деталях, отчего гравюра приобрела "законченность", но утеряла непосредственность и живость рисунка.

Рисунок из серии 'Версаль и Париж в 1871 году'. 1871. Депутаты национального собрания

Завершая описание этого грандиозного труда Доре, который хочется, не боясь впасть в красивый стиль, назвать подвигом в защиту человека и человечности, обратимся к последнему его листу, который носит название "Новозеландец, рисующий руины Лондона". Вдалеке виднеются пустынные руины Лондона. На переднем плане изображен бородатый человек, рисующий их при свете луны. На горизонте возвышается полуразрушенный собор св. Павла.

Многие исследователи видят здесь иллюстрацию к эссе английского писателя XIX века Маколея: "Когда-нибудь путешественник из Новой Зеландии будет, находясь среди пустынного одиночества, стоять на разрушенной арке Лондонского моста, рисуя руины собора св. Павла" (Ibid., p. 197).

Рисунок из серии 'Версаль и Париж в 1871 году'. 1871. Депутаты национального собрания

Полуразрушенное здание с надписью "Торговая фирма", представленное Доре на переднем плане, недвусмысленно вырая^ает негативное отношение романтика к ненавистному ему духу спекуляции, наживы, калечащему миллионы человеческих жизней, а следовательно, и к чудовищному городу в целом.