Можно ли доверять документальным источникам?

Общепринято мнение, что документы - это самый исчерпывающий источник познания любой человеческой деятельности. Действительно, если взять хотя бы ту область, которой мы сейчас занимаемся, - изучение памятников искусства, то что может быть в ней более достоверного, чем документ, составленный одновременно с появлением разбираемой картины или скульптуры и имеющий к ним непосредственное отношение? Ведь этот источник нашего знания, созданный современниками, которые все видели своими глазами, слышали своими ушами, для которых какая-нибудь интересующая нас картина была не предметом изучения, а явлением окружающей их жизни. Эти современники не нуждались в гипотезах и предположениях, которые вынуждены строить мы, они просто знали, похожа ли Мария Ивановна на своем портрете или нет, по какому поводу какой-нибудь художник сочинил свою аллегорию и что он ею хотел сказать и, наконец, как к этим произведениям относились окружающая публика или заказчики.

Да, только в документах истина! - таково мнение большинства людей. Ну, а если мы обратимся к человеку, который будет решать этот вопрос не вообще, а в частности, чья профессия, может быть тесно связана именно с изучением документов, спросим историка или историка искусства, что они нам ответят? «Верить документам?! Какая нелепость!» Так ответят профессионалы, составляющие явное меньшинство человечества. Их скепсис будет нам первоначально непостижим, но затем, поняв и частично разделив его, мы, так же как и они, найдем выход из создавшегося сложного положения.

Прежде всего следует знать, что источники-документы бывают самые разнохарактерные. Документы могут быть и наративного характера, как дневники и мемуары, и делового, как донесения дипломатов, и частные, как приватные письма, и даже «бухгалтерского», как заказы или расписки об оплате за выполнение того или иного произведения искусства. Документами может служить и многое, многое другое. Вы уже из перечисления видите, что ко всему нельзя подходить с равной доверчивостью. Очень хороши, скажем, материалы дневников или мемуаров, но ведь известна ироническая поговорка о сведениях, передаваемых очевидцами. В этих формах документов можно всегда ожидать тенденциозности, неточности, любой путаницы. Я не говорю, что мемуарист сочиняет как правило, притом осознанно, нет. Мемуары и дневники часто пишутся по прошествии многих лет после описываемых событий, и что-то забывается, что-то смещается во времени, где-то воображаемое и желаемое всплывает в памяти как реально бывшее. Как правило, мемуары и дневники больше помогают понять эпоху, в которую происходило событие или было создано то или иное произведение искусства, нежели освещают конкретные факты. Бывает, конечно, и последнее, но описание фактов требует самой большой, самой тщательной проверки, которая достигается путем сличения данного источника с другим или, еще лучше, с другими и чем больше таких сравнений можно привести, тем больше мы приблизимся к истине.

То же можно сказать о письмах. Доверять им приходится после весьма углубленного изучения. Перепутанная в них дата или имя могут дать их исследователю множество работы или спутать все его выводы, если эта ошибка пройдет незамеченной. Тот же бесконечный метод сравнения данного документального источника с другими даст положительный результат. Дипломатические донесения, как правило, более точны, хотя бывают тенденциозны. К сожалению, из них в нашей области очень многого не получишь, хотя в главе «Картины и политика» читатель встретится именно с таким материалом. Чаще же донесения дают возможность уточнить даты приездов и отъездов художников из страны или в страну. Таким образом, эти сведения всегда интересны для темы «Иностранцы в России».

Как будто самыми точными документами должны были быть всякого рода «бухгалтерские» записи, но, как оказывается, и они страдают пороком неточности. В очерке о «Давиде и Абигайли» Флейгельса мы встречаемся со случаем фактического оформления заказа на две картины, когда одна из них была уже написана, а расписка об уплате за обе картины выдана после смерти художника, притом в ней упоминается, что произведена оплата непосредственно после завершения работы, в то время как с момента окончания картин прошли многие годы. Вот и бухгалтерская точность!

Исходя из всего этого и складывается пессимистическое мнение о невозможности верить всякому документу. Но это документу как таковому - документу в чистом виде. Изученному, так сказать, прослеженному документу, получившему подтверждение своего содержания в сравнении, может быть, с такими же сомнительными как и он, а может быть, и еще более сомнительными, доверять можно.

Иногда мне кажется, что работа над источниками сродни промыванию золота. Моешь, моешь породу, пока не отойдет пустая, а на дне ковша не заблестят две-три золотинки. В нашей работе они и есть истина.

В этой главе я привожу два случая: в одном из них, в очерке, посвященном портрету Екатерины I работы Ж.-М. Наттье, все источники противоречат друг другу и надо их сравнительно анализировать, чтобы восстановить истину. В другом, при разборе портрета Александры Павловны и Елены Павловны работы Э. Виже-Лебрен, два источника в принципе как будто говорят, за исключением привходящих обстоятельств, об одном и том же, но, как выясняется, объективной реальности в них нет. Тему же использования документальных источников в той или иной их форме читатель может проследить во многих моих очерках.