О таинственных превращениях, происходящих иногда со старинными портретами

Начиная работать над каким-нибудь портретом, будь то изображение самое известное и документальное, или, наоборот, утерявшее свое имя, всегда можно ожидать любых осложнений.

Ни один жанр не вызывает такой головоломной путаницы как портрет. И это понятно: события истории, литературные сюжеты, даже библейские и евангельские легенды, отображенные в картинах соответствующих жанров, не могут быть забытыми до такой степени, как наружность ушедшего навсегда человека. Любой сюжет в живописи бывает искажен, перепутан, неправильно истолкован, но всегда есть надежда, что, приложив достаточно труда и времени, в конце концов его можно будет понять или найти в каком-нибудь источнике. Забвение же человека и его наружности, в тех случаях, когда между его жизнью и жизнью его исследователя лежит век, два, а то и больше, является процессом почти необратимым. Необратимость этого процесса обусловливается тем, что человеческие умы не в состоянии долго хранить в себе в неприкосновенной ясности чей-нибудь образ. Утрата воспоминания о человеке начинается с того, что становятся все туманнее какие-то черты неповторимости личности, стирается острота ее индивидуальности. О человеке еще можно рассказывать, иногда даже очень много, писать воспоминания, но практически речь пойдет уже не о нем.

Далее распад представления пойдет еще быстрее: лишаясь своего характера, человек скоро утеряет и ряд фактов своей биографии, зато большее значение приобретут другие, может быть, случайные. Постепенно от человека остается только весьма обобщенная схема, а поскольку она в большинстве случаев, если мы только не имеем дело с какой-нибудь выдающейся личностью, никому не нужна, ее откинут, и человек будет забыт окончательно. Одновременно с этим и портрет, как некое отражение человеческой личности, чаще всего заканчивает первую фазу своего существования. Он в некоторой степени продолжает являться носителем личных, неповторимых черт человека, в той мере, в какой их увидел и сумел выразить в своем произведении портретировавший художник. Однако эти черты забыты окружающими, их не узнают и не связывают с определенной личностью, а если это и делают, то механически, по «старой памяти», которая, как правило, очень недолговечна. Поэтому чаще всего в это время, если только портрет не находится в каких-то исключительных условиях - принадлежит музею или украшает фамильную галерею - он начинает свою вторую жизнь либо как «портрет неизвестного», либо под чужим именем с навязанными ему характером и биографией.

Опознание старого портрета - работа необычайно тонкая и сложная. К ней надо привлекать и сравнительный материал, и литературные источники, и многое другое. Главное же - непрерывно помнить, что ни один документ, ни одна гравюра, ни одно свидетельство современника не могут дать полной уверенности, что личность изображенного опознана нами правильно. Осторожно, очень осторожно надо применять и сравнительный анализ портретов, когда кажется, что они изображают одно и то же лицо. Надо принимать во внимание и идеал красоты и благородства эпохи, и тип лиц, которые характерны для творчества данного художника, и вкус модели, и всякие другие факторы.

Конечно, все эти рассуждения относятся ко времени, когда не была еще изобретена разрешившая столько проблем фотография. Я исключаю также и те случаи, когда изображенное лицо очень знаменито, и черты его повторены во множестве достоверных вариантов. Мы все узнаем Петра I, Екатерину II, Суворова, Пушкина, Людовика XIV, Вольтера, но их менее знаменитых современников нам узнать уже значительно труднее.

У портретов есть много врагов, сокращающих их век или ломающих им жизнь. Я упомяну только об основных из тех факторов, которые мешают им сохранить свое имя. Итак, первый и основной фактор - это время. Люди, во владении которых находится тот или иной портрет, даже если они когда-то и знали, кого он изображал, часто просто забывают об этом. Интерес к старой картине теряется, и в лучшем случае в памяти потомков остается имя написавшего портрет художника, и то, если оно достаточно громко и придает картине материальную ценность. Второй враг того же порядка связан с первым. Это складывающаяся в течение долгих лет, а иногда, наоборот, почти мгновенно - устная традиция наименования изображенного. Эта традиция может сложиться в семье, где, перепутав однажды предков, потом по привычке будут десятилетиями повторять ту же ошибку; может она возникнуть и в музее из-за чьего-нибудь необдуманно данного определения, из-за описки в каталоге.

При исследовании картин, как правило, труднее всего разбираться в этих непонятно откуда взявшихся преданиях и бороться с ними. Очень тяжело сказываются на портретах внешние и внутренние события самого широкого порядка. Если после второй мировой войны, вернув из Германии вывезенные туда фашистами сокровища, среди которых было множество картин из советских музеев, удалось сравнительно легко идентифицировать сюжетные произведения, то с портретами дело оказалось значительно сложнее. Среди портретных образов мужчин, женщин, детей, относящихся ко всем временам и сословиям, лишь немногие нашли свои прежние имена. Большая же часть превратилась в безликие «портреты неизвестных».

Очень тяжело сказывается на портретах и перемена владельцев. При продаже портрета на аукционе, у антиквара и даже просто частным лицом покупателю всегда стараются внушить, что заинтересовавшее его произведение изображает какую-нибудь знаменитость любого рода: будь то известный философ или фаворитка короля. Покупатель, если он человек неискушенный, с удовольствием соглашается с таким определением. И вот уже готова устная традиция, которая надолго, если не навсегда, заменит истину.

Мы разобрали только основные случаи, когда портрет теряет свое имя. А сколько есть еще других, не приведенных нами: то картину вставят в более нарядную раму, а на ней сохранилось имя предыдущего жильца, и следующий поневоле его наследует, то перепутанная надпись на обороте вводит всех в заблуждение. А уж если над портретом поработал какой-нибудь художник, украсивший при реставрации костюм изображенного более поздней деталью, путающей всю хронологию, или для важности приписавший ему ордена, которых у данного лица никогда не было, или появились у него лишь на старости лет, как это было сделано с принадлежащим Эрмитажу портретом Куракина работы Ж.-М. Наттье, так тут уж и совсем трудно разобраться.

В этой главе я постоянно говорю о портретах, и каждый посвященный этой теме очерк разбирает случай «таинственного» превращения, происшедшего с картиной. Есть превращения простые и более сложные, более интересные и обычные, но каждая картина требовала при исследовании самого тщательного внимания, кропотливого труда и «индивидуального подхода».

Несмотря на все приложенное старание, читатель скоро убедится, что лишь в немногих случаях я могу с удовлетворением констатировать, что добилась единственно верного решения.